Жил-был человек. Он очень любил петь и поэтому закономерно пришел к мысли стать певцом и зарабатывать этим самым пением себе на хлеб с маслом. А может даже и с икрой.

Пел он искренне, от души и пипл, что называется, хавал. Он пел и пел. От одних песен постепенно переходил к другим. Менял тональности, экспериментировал, брал за душу. Расширял репертуар, выходил за рамки, шел туда куда ему интересно.

Но потом произошла одна интересная вещь — человек стал всё больше смотреть на то, как люди воспринимают и реагируют на то, что он поет. И понял что то, что ему интересно далеко не всегда интересно слушателям. Какие-то вещи им оказывались непонятны и они сидели с тупыми бараньими лицами. Какие-то были не интересны, поскольку слушатели были неспособны в них погрузиться и откровенно скучали. А какие-то пугали своей откровенной честностью. В общем публика начала по-тихоньку сторониться певца.

А у певца работа такая — надо развлекать и радовать других. Иначе не то, что на масло, на хлеб не заработаешь. И он стал петь исключительно на потеху публике. Публике это понравилось, она стала накатывать на выступления как штормовые волны на берег. Певец стал есть хлеб с красной и черной икорочкой.

И сереть душой. Ведь если ты делаешь не то, что хочешь, а то что от тебя ждут и требуют, то как тут душой не посереть? Чем больше певец серел душой тем скучнее становился он сам и скучнее становилась энергетика его песен. Пипл опять стал откатывать. Дескать, не за тем приходил. И певцу стало совсем грустно. Опять не угодил. Хоть и старался изо всех сил.

И вот, как-то раз, выступая в зале полным чуть менее чем на четверть, среди праздношатающейся и любопытствующей публики он заметил пацанчика лет 10-ти, внимательно слушающего ту херню, что певец пел. Пацанчик смотрел прямо и строго. И певцу стало как-то не по себе. Популярная и «пиплхавательская» песня стала ему нравится все меньше и меньше. И в какой-то момент ему абсолютно перехотелось её петь. Он на секунду запнулся и тут же запел другую песню. Ту, которую давно не исполнял, поскольку публика ворочала от неё свой нос.

И лицо пацанчика изменилось. Оно просветлело. В нём появилось искреннее и неподдельное восхищение и уважение. И чем дольше певец пел песни, которые сам хотел, тем светлее становилось лицо пацанчика. Другие зрители недовольно кривили рожи, шикали, пробирались к выходу, но певцу первый раз в жизни стало на них искренне насрать — он пел для одного единственного, по-настоящему ценящего его слушателя.

На следующих выступлениях народу было еще меньше. Публика не собиралась прощать певцу такого нахальства — ишь, чего удумал, мерзавец, петь не то, что пипл хавает, а то что самому хочется — и голосовала против него ногами. Но певец твердо решил, что будет петь только для того, кто его искренне слушает. Поэтому всё его внимание во время выступления была сосредоточено исключительно на пацанчике.

И однажды наступил момент, когда в зале не оказалось никого кроме этого самого пацанчика. Но певец продолжал петь. Залы не собирались, денег уже не оставалось. Даже в долг никто давать не хотел. А прежние «друзья» отвернулись. Но певец продолжал петь для пацанчика, потому что важнее и ценнее слушателя для него просто не было. А пацанчик слушал искренне только то, что певец пел от души.

В итоге певец вынужден был петь на улице. Только он и его самый верный слушатель. Но то чувство, которое родилсь и выросло в душе певца, который стал никому не нужен со своими искренними песнями, кроме 10-летнего пацанчика, выросло и окрепло настолько, что с легкостью растворяло в себе любые страхи, сомнения, горести и печали. Певцу на всё было наплевать.

И сила его песен стала подобна ядерному взрыву. Она буквально сметала с людей всю душевную шелуху и била в самое сердце, пробивая толстые слои лицемерия и самообмана. И любой человек, хоть раз услышав певца, уже не мог оставаться равнодушным. Настолько глубокий след оставляли его песни.

Теперь певец, почувствоваший свою настоящую силу, стал собирать стадионы. За билеты на концерты люди дрались смертным боем.

Певец очень хотел поговорить со своим самым преданным слушателем, но тот всякий раз ускользал. Раз и его больше нету. Но вот, как-то раз, после особенного оглушительного концерта, после которого о певце уже вовсю говорил весь мир он, сумев вырваться из плотного кольца журналистов и фанатов таки догнал мальца.

Собравшись высказать всё, что накопилось у него на душе, всю благодарность, всю признательность, всю любовь, он взгянул в лицо мальчишки и тут его словно ударило молотом по голове.

Он понял, что никакого мальца на самом деле нет.

Что пацанчик — это и есть он сам. Вернее та детская, искренняя часть его души, которую не удалось сломать и подавить окружающей реальности.

И что всё это время он пел ни для кого-то. Он пел для себя.

И певец впервые в жизни чисто, искренне, глубоко и счастливо разрыдался.

Он понял самую главную истину:

НИКОГДА НЕ ОТКАЗЫВАЙСЯ ОТ СЕБЯ. БУДЬ ВСЕГДА ВЕРЕН САМОМУ СЕБЕ!